В июле будущего года в Петербурге Мстислав Ростропович
намерен дирижировать уникальным оркестром
— Прокофьев называл виолончель сумасшедшим инструментом. Вы согласны с этим определением?
— Возможно, он имел в виду, что это инструмент сумасшедшей красоты, по звуку самый близкий к человеческому голосу. Причем вмещает весь диапазон, от баса до колоратурного сопрано. В семь месяцев родители сфотографировали меня, положив в футляр виолончели, — словно предвидели мое «помешательство». Тридцать с лишним лет аккомпанируя Вишневской на рояле, я приблизился к ощущению человеческого голоса, что для виолончелиста очень важно. Стараюсь набирать дыхание как певец — это доступно инструменту тоже. С другой стороны, через дирижерство прикасаюсь к огромному пласту музыки — все-таки для оркестра ее написано несравненно больше, чем для виолончели.
— Помнится, вы утверждали, что на виолончели можно сыграть все.
— Не совсем так. Виолончель может выразить все. Но не сыграть. Возможности ее, как и любого струнного инструмента, ограничены. Как раз игра на фортепьяно для Вишневской дарит мне гармонию вертикального совпадения многих звуков — а виолончель, в основном, одноголосна.
— Сегодня композиторы много пишут для виолончели?
— Интерес к ней не ослабевает. У меня в портфеле произведения англичанина Колина Мэтьюза, шотландца Джеймса Макмиллана, чей дар близок к гениальному. К моему 70-летию обещала написать концерт для виолончели в сопровождении хора замечательная София Губайдулина. Любимы и ценимы мною два композитора, живущих в Петербурге, — Галина Уствольская, которую мир мало знает и оттого теряет (стремлюсь своими концертами восполнить пробел), и великий талант Александр Кнайфель. Его «Восьмая глава», написанная по библейским мотивам для виолончели и четырех хоров, — самое длинное сочинение, которое я играл в своей жизни. Премьера в кафедральном соборе Вашингтона в присутствии четырех тысяч слушателей прошла с триумфом. Сейчас работаю с партитурой другой его вещи, которая востребует меня в трех ипостасях — как пианиста, дирижера и виолончелиста.
— Что такое Всемирный конгресс виолончелистов: чествование, действо для избранных, праздник для всех?
— Прежде всего праздник музыки. Восемь лет назад состоялся первый такой конгресс в США, организованный одним из университетов. Поначалу я скептически к нему относился. Но погрузившись в его атмосферу, проникся надеждой устроить нечто подобное в России, в Петербурге, в пору белых ночей. Созвать всех подданных Виолончели, от мала до велика. У нас будет секция педагогики, с обсуждением репертуара и методики преподавания, — но не абстрактным. Мы приглашаем и прослушиваем юных виолончелистов, начиная с четырех лет, которые обучаются по системе Сузуки. Будет секция, объединяющая виолончелистов из оркестра. Один день посвятим нетрадиционному использованию виолончели: музыка в стиле кантри, потрясающие джазовые импровизации, игра на электровиолончели; другой — великим виолончелистам ХХ века.
— Ваш отец брал уроки у Пабло Казальса. Теперь вы возвращаете долги?
— Есть столпы виолончельного искусства, начиная именно с Казальса. С ним я встречался в разных странах, наверное, пять или шесть раз. К сожалению, уже ушли от нас блестящие представители французской школы: Поль Тортелье, Морис Жендрон, Андрэ Наварра, Пьер Фурье… Это плеяда, которая сделала наш инструмент любимым. Известные виолончелисты дадут концерты в память о своих учителях, мы покажем фильм о мастер-классе, который вел Казальс.
Параллельно устраиваем выставку инструментов — не только старинных. Новые формы очень меня увлекают, к примеру электронная виолончель «для занятий». Она вмещается в маленький чемоданчик, который можно взять в отпуск, в деловую поездку. Представьте, размер настоящий, но корпуса нет (потому и компактна): гриф, подгрифник, который держит струну, плюс маленький amplifier — усилитель. Достаешь, раскладываешь и на этой струне играешь, регулируя громкость.
— У вас два великолепных инструмента — Страдивари и Сториони. На каком из них предпочитаете играть?
— Сториони это жена, с которой я уже более 30 лет, взял ее еще из Москвы и не расстаюсь. А любовницей я считаю знаменитый инструмент Страдивариуса. Он был заказан примерно в 1709 году неким врачом из Лиона, который хотел иметь лучший в мире инструмент. Мастер ответил: «Не гарантирую, но попробую — у меня есть замечательное дерево». Когда доктор приехал в 1711 году, Страдивариус сказал ему: готово, причем назвал ошеломительную сумму. Заказчик, сыграв на инструменте, заплатил вдвое больше… Затем эта виолончель была на аукционе продана за 30 тысяч золотых франков, попала в руки виолончелиста и композитора Дюпора. После одного из концертов в Тюильри на ней пожелал сыграть Наполеон Бонапарт. Дюпор не мог ослушаться императора, тот сел с виолончелью, музыкант вскрикнул, но — поздно: шпорой от сапога Наполеон сделал большую царапину на боковине инструмента. Она видна до сих пор.
— В Петербург вы прибыли с верной женой или с поцарапанной любовницей?
— С женой. Понимаете, любовница должна быть красивее жены, если это возможно. В жизни я не имею любовницы: не могу найти женщины красивее Вишневской. А виолончель Страдивари–Дюпора, надо признать, красивее, чем моя жена… Поэтому иногда с ней езжу, когда играю Баха и музыку лирического плана.
(Вишневская: — Любовницу-виолончель я стерплю…)
— Венчает программу конгресса гала-концерт двухсот солистов под вашим управлением. В чем музыкальный смысл этой грандиозной акции?
— Если виолончель имеет такой великий диапазон, оркестр виолончелей звучит просто волшебно. Ничего более красивого в музыке не существует. Композиторы это знают; есть масса переложений, оригинальных сочинений, например, знаменитый гимн Давыдова, профессора Петербургской консерватории, для виолончелей с прибавлением контрабасов и литавр. Их надо играть!
— Вы и в советское время занимались организацией фестивалей, больших музыкальных празднеств. У Ростроповича, говоря по-современному, повадки «акулы шоу-бизнеса»…
— Фестивали устраиваются в разных сферах деятельности. Это приподнимает саму профессию, привлекает к ней общественное внимание. Россия заслужила такие музыкальные смотрины. Участники, скажем, из Мексики вживую сыграют нам произведения композиторов своей страны. Всюду существуют клубы либо общества виолончелистов — например, в Китае, откуда непременно приедет делегация. Будет представлено огромное виолончельное общество Нью-Йорка, я имею честь быть его почетным президентом. Не исключено присутствие самых высоких гостей. Принц Чарльз учился игре на виолончели. Японский император и сейчас играет. Президент международного банка реконструкции и развития Джеймс Вульфенсон — тоже; разумеется как любитель.
— Тем не менее ваши американские помощники озабочены проблемой «raise money» — сбора спонсорских средств.
— Они уже нашли две трети от искомой суммы. Но немного обижаются, что деньги собраны только за океаном: неужели русские не заинтересованы в конгрессе? Какую-то лепту мы должны внести. Я призову влиятельных людей, которые любят виолончель, помочь в этом деле.
— Таких поклонников виолончели в России наверняка меньше, чем любителей тенниса, президентской игры…
— Любя президента, я попрошу его сказать, что он любит виолончель.
Беседовал Аркадий Соснов.
Журнал "Огонёк" №34 от 26.08.1996, стр. 13
